У черты, или Зверь, который съедает нас изнутри

Наш блог

У черты, или Зверь, который съедает нас изнутри

С рожденья перед каждым из нас лежат десять тысяч непознанных дорог. Дорог, ведущих за пределы круга. И первый же неосмотрительный шаг по любой из них может стать и последним. А последний шаг,в конце этого пути приводит на порог вечности... 

Но мы не можем стоять на месте, ВРЕМЯ зовет нас в путь, и у каждого из нас есть право выбора — стоять или идти. Пойти по своему пути - это значит вырваться за границу круга, познать свет, познать жизнь, а остановиться, опустить руки, перестать бороться - значит умереть. Так боритесь за жизнь, не опускайте руки, не старайтесь перекладывать свои проблемы на других, боритесь и ПОБЕДА ПРИДЕТ...


***
Тёмная ночь. Холодный свет луны совсем не добавляет жизни этому дикому пейзажу. Ветер слабо шевелит ковыль, а затем волнами пробегает по зарослям чернобыльника. На дороге, расквашенной затяжными, осенними дождями, скорчившись, лежит человек. Грязь покрыла его лицо, руки, одежду, и только слёзы жалости к самому себе оставили две светлые полосы на его грязном лице. Путник опять пытается приподняться, но обессиленный вновь падает ниц. Отчаяние и страх отнимают у него последние силы.

ba440a88bce80eb6a3d3149c6730c427.jpg

В тишине ночи слышится перестук копыт. Из темноты ночи выплывает силуэт всадника. Свет луны отражается серебром в его металлических доспехах. Сомнений нет, это воин. Приближаясь к несчастному, конь несколько раз фыркнул и остановился. Откуда-то снизу раздается слабый стон, больше похожий на шелест травы. Склонившись, всадник увидел, как из темноты к нему тянется дрожащая рука.
— Помогите, я умираю.
— От чего же ты умираешь? – прозвучал бесстрастный голос всадника, приглушенный капюшоном, скрывавшим его лицо.
— От холода... От тёмной ночи, которой нет конца... От злой беды, что настигла меня...
— И, что за беда постигла тебя?
— Когда я был молод, — с трудом заговорил человек, — я вышел на эту дорогу познаний, и вознамерился пройти её всю, как бы длинна она ни была.
Я с радостью преодолевал все трудности пути. Когда мои ноги гудели от усталости, я почитал это за высшее удовольствие, ибо знал, что иду к заветной цели. Три певчие птицы - дар моей Родины - сопровождали меня в пути. По утрам они кружили над моей головой и пели знакомые песни. Так минул не один год. Картины природы сменялись одна на другую, радуя меня своей новизной. Ноги перестали болеть. Я шел и шел к заветной цели… Шли годы, и я стал подмечать, что новизна дороги перестала восхищать меня, а песни трёх певчих птиц стали будить в моей душе тоску. Но я всё шел и шел. И вот, когда мне стало совсем невмоготу, повстречал я на дороге маленькую, сухонькую старушонку. Мы присели на придорожный камень, и тут я поведал ей о своей беде.
— Что ж, — сказала старушка, — твоей беде можно помочь. Это твой попутчик нагоняет на тебя тоску.
— Эка хватила, о каком попутчике ты ведешь речь, оглянись, дорога-то пуста.
— Нет, ты меня не понял, твой попутчик, он всегда с тобой, он внутри тебя.
— Врёшь ты всё, бабка. Ежели он внутри меня, так что же он ни разу о себе не дал знать?
Усмехнулась старуха.
— Оттого, милый, не слыхал ты своего попутчика, что больно разные вы с ним. Вот хотя бы посмотри на свои харчи. Тебе хлебушко да молочко свежее подавай, а он не таков.
— Ну? Говори старая, каков он.
— Дак, ведь он мертвечинку всё больше любит, без падали жить не может. Да ты не кривись, милый, не кривись. Ты сейчас по-людски питаешься, так от такой пищи он внутри тебя сидит маленький да слабый. Он сейчас только душу твою сосет. А вот подкорми ты его мертвечинкой, он и оживет, и на радостях в свои бубенцы золотые заиграет, и в трубы свои серебряны запоет и будет тогда у тебя на душе праздник. А для этого тебе и надо-то кусок мясца гнилого проглотить.

2a31085e53143ea75bf576f41f56798d.jpg

Вскочил я, и закричал:
— Да ты что, старая, совсем с ума съехала, — да еще палкой своей на старуху замахнулся… 
Глядь-поглядь, а она уже в нескольких шагах от меня стоит.
— Да ты палкой-то не маши, глупый. Приспеет время, когда горе да тоска тебя за горло возьмут, вспомнишь мои слова! Но запомни: дружка своего, попутчика-то, не перекармливай падалью-то — станет большим, на волю ему захочется, тогда беды не оберешься...
На том и пропала карга старая. А ведь права оказалась старушонка.
Шел я ещё долго. Сколько, сейчас уж и не вспомню. Опять тоска с ножом к горлу подступила, ну прям хоть волком вой. Уже и мысль о тухлятинке не такой поганой казалась. Да только где её взять, тухлятину-то? И не поверишь, убил я одну из своих птичек, что кружилась и пели над моей головой. Подождал пару дней, пока она не протухла, да и стал поедать её по малому куску. Сначала противно было, но постепенно попривык. И заиграли у меня внутри колокольцы золотые, запели трубы серебряны.
Хорошо играет мой попутчик, только знай подкармливай его. Вот так и съел я всех своих звонкоголосых птиц, что кружили над моей головой от самой родной стороны. И теперь уж никто не пел мне песен поутру, и не будил тоску по отчизне.
Однажды ночью мне, вдруг, стало очень худо, и тут почувствовал я, что что-то разрывает мой рот, лезет наружу. От боли я потерял сознание, а когда очнулся, то увидел перед собой зверюгу, которую вскормил внутри себя падалью. В одной лапе зверь держал гусли, а в другой золотые колокольцы. И тут разломал он гусли о колено, а колокольцы бросил в рот, разжевал их огромными зубами и выплюнул наземь.
— Неужели ты тот, кто жил у меня внутри? — в отчаянии вскричал я.
— Почему же ты причиняешь мне так много боли?
— Разве ты не видишь, что я стал слишком большим, и теперь мне нужно гораздо больше места и еды.

70302848cb7b94fe5a3e1c74d9430b1a.jpg

— Но у меня ничего нет. Я отдал тебе всех своих птиц.
— Хоть ты и не птица, но тоже сможешь стать падалью! — и с этими словами набросился зверь на меня. Он царапал меня и грыз, а я отбивался, как мог.
Долго длилась та битва. Наконец мы обессилели и свалились на землю. Вот и сейчас, наверное, лежит он где-то рядом и набирается сил. Человек замолчал. Молчал и всадник.
— Помоги мне, добрый воин, — заплакал несчастный.
— Я помогу тебе, но при одном условии. Ты должен сам встать, а я только подставлю тебе своё стремя.
— Посмотри на меня, я слаб и немощен. Раны мои кровоточат. Неужели тебе трудно подать мне руку? Ничего не сказал воин, только подтянул поводья, собираясь уезжать.
— Постой! — в отчаянии воскликнул человек. — Я поднимусь... Хрипя от натуги, он встал на колено, протянул дрожащую руку и повис на стремени. И тут в кустах загорелись два яростных глаза и раздалось приглушенное рычание. Зверь не собирался отпускать свою добычу.
— Вставай. Вставай скорее. Я одолжу тебе свой меч, чтобы ты смог защищаться.
— О Боже! — зарыдал несчастный. Ты одним ударом можешь убить эту тварь, а вместо этого предлагаешь мне своё тяжелое оружие! Да я не подниму сейчас и тростинки.
— Ну что ж, если ты так слаб, то я могу посадить тебя сзади себя на лошадь. Тогда тебе придётся ехать туда, куда еду я, а еду я в Аид. Вряд ли это тебе понравится. Встряхнись, сколько можно пускать слюни и слёзы? Что осталось от твоей былой силы и гордости? Неужели ты не хочешь ещё хотя бы раз увидеть, как встаёт солнце?!

4c67c087e8377f728c39613e8af0b42b.JPG

Слова всадника как плеть хлестали изуродованную страданиями душу поверженного. Человек, тяжело опираясь на стремя, до крови закусил губу, и встал на трясущиеся ноги. Красные круги поплыли у него перед глазами. Из сведенного судорогой горла изредка вырвались отчаянные всхлипы.
Всадник выдернул из заплечных ножен свой меч и вложил рукоять в протянутую грязную руку. Он легко тронул поводья, и конь пошел неторопливым шагом, увлекая за собой почти висящего на стремени истерзанного, грязного человека с обнаженным мечом.
Добыча ускользала. Бешеный рев донесся из темноты, это зверь бросился за ускользающей добычей. Еще прыжок, и зверь вцепился в ногу человека. Брызнула кровь. В тот же миг острое лезвие меча полоснуло по грубой шкуре зверя, оставив глубокий след. Раненый зверь взревел и в отчаянном прыжке вновь попытался вцепиться в свою жертву…
У правого бока коня, хрипя и извиваясь, мечется окровавленный клубок из сцепившихся противников — зверя и человека. Взмах меча... и дикий вой взрезал тишину ночи….
Рычание, стон, клацанье клыков, звон меча все реже и реже взрезают тишину ночи, и только невозмутимый всадник, которому, кажется, нет никакого дела до этой битвы, продолжает свой неторопливый путь. Человек слабеет, и меч все реже поднимается в воздух и вот, наконец, он повисает на стремени. Слабеет и зверь. Глаза его стекленеют, но он все еще мёртвой хваткой держит свою добычу.
А всадник всё едет и едет, волоча за собой обессилевших бойцов. Так проходит час... а может год? Время в такой момент как бы останавливает свой неумолимый бег. Но вот далеко впереди, на востоке, заалело солнце, всадник остановил лошадь. Человек и зверь в изнеможении свалились в дорожную пыль, готовясь оба испустить свой последний вздох.
— Ну вот что, — сказал всадник, — Человек, настал твой главный момент, главный момент всей твоей жизни. Видишь эту зыбкую полоску, границу, что разделяет солнечный свет и ночную тьму?
Знай: на солнечной стороне ты спасён. Но пересечь границу между светом и тьмой ты сможешь только сам. Я же больше ничем не могу тебе помочь. Тронув поводья, всадник исчез в темноте.
А солнце уже играло свой победный марш. И не было не земле ни одной твари, у которой в сердце не отзывались бы эти звуки радостью и счастьем. И не было птицы в небе, не отдавшей своего чистого голоса зарождающемуся новому дню.

cc7919935268e63f8712c8d5a4ac2727.jpg

Человек полз навстречу солнцу. Сжимая в руке окровавленный меч, он полз, взирая на светило широко открытыми глазами. Вырвавшись из мрака ночи, человек на мгновение ослеп от яркого света. Он полз, оставляя за своей спиной беснующегося, но уже обречённого зверя. Он полз к свету, унося в своей руке меч, как символ победы над своей немощью и отчаянием.
Над землей всходило солнце, наполняя человека, верой и надеждой в НОВУЮ ЖИЗНЬ.

Нравится